Неточные совпадения
— Павля все знает, даже больше, чем папа. Бывает, если папа
уехал в Москву, Павля с
мамой поют тихонькие песни и плачут обе две, и Павля целует мамины руки.
Мама очень много плачет, когда выпьет мадеры, больная потому что и злая тоже. Она говорит: «Бог сделал меня злой». И ей не нравится, что папа знаком с другими дамами и с твоей
мамой; она не любит никаких дам, только Павлю, которая ведь не дама, а солдатова жена.
Он всегда говорил, что на мужике далеко не
уедешь, что есть только одна лошадь, способная сдвинуть воз, — интеллигенция. Клим знал, что интеллигенция — это отец, дед,
мама, все знакомые и, конечно, сам Варавка, который может сдвинуть какой угодно тяжелый воз. Но было странно, что доктор, тоже очень сильный человек, не соглашался с Варавкой; сердито выкатывая черные глаза, он кричал...
Начну с того, что для меня и сомнения нет, что он любил
маму, и если бросил ее и «разженился» с ней,
уезжая, то, конечно, потому, что слишком заскучал или что-нибудь в этом роде, что, впрочем, бывает и со всеми на свете, но что объяснить всегда трудно.
Аня(в дверях).
Мама вас просит: пока она не
уехала, чтоб не рубили сада.
Прежде всего упомяну, что в последние две-три минуты Лизаветой Николаевной овладело какое-то новое движение; она быстро шепталась о чем-то с
мама и с наклонившимся к ней Маврикием Николаевичем. Лицо ее было тревожно, но в то же время выражало решимость. Наконец встала с места, видимо торопясь
уехать и торопя
мама, которую начал приподымать с кресел Маврикий Николаевич. Но, видно, не суждено им было
уехать, не досмотрев всего до конца.
—
Мама,
мама, — проговорила она, — родная моя, если б ты знала, что со мной делается! Прошу тебя, умоляю, позволь мне
уехать! Умоляю!
—
Мама,
уедем отсюда! — сказала девочка, бледная, прижимаясь к матери и дрожа всем телом. —
Уедем,
мама!
— Милости просим, — пробормотал он, краснея до слез и не зная, как и что солгать. — Я очень рад, — продолжал он, стараясь улыбнуться, — но… Зина
уехала, а
мама больна.
Брат Вася не верил, что я
уезжаю, до тех пор пока няня и наш кучер Андрей не принесли из кладовой старый чемоданчик покойного папы, а
мама стала укладывать в него мое белье, книги и любимую мою куклу Лушу, с которой я никак не решилась расстаться. Няня туда же сунула мешок вкусных деревенских коржиков, которые она так мастерски стряпала, и пакетик малиновой смоквы, тоже собственного ее приготовления. Тут только, при виде всех этих сборов, горько заплакал Вася.
— Как! — воскликнул генерал, когда
мама сообщила ему о военной службе папы. — Значит, отец Люды тот самый Влассовский, который пал геройской смертью в последнюю войну! О, я его знал, хорошо знал!.. Это был душа-человек!.. Я счастлив, что познакомился с его женою и дочерью. Как жаль, что вы уже
уезжаете и что я не могу пригласить вас к себе! Но надеюсь, вы осенью привезете вашу дочь обратно в институт?
Я попробовала последовать ее примеру и не могла.
Мама, Вася, няня — все они, мои дорогие, стояли как живые передо мной. Ясно слышались мне прощальные напутствия моей мамули, звонкий, ребяческий голосок Васи, просивший: «Не
уезжай, Люда», — и мне стало так тяжело и больно в этом чужом мне, мрачном дортуаре, между чужими для меня девочками, что я зарылась в подушку головой и беззвучно зарыдала.
— Да неужели же
мама хочет, чтобы я
уехала? — с тоской воскликнула девочка.
Доктор только что
уехал. Из своего любимого уголка — небольшой беседки из дикого винограда, находившейся в дальнем конце цветника — Тася видела, как ему подали тройку, и
мама проводила его до крыльца.
— A мне как будто даже не верится, что ты опять с нами, — произнес Митюша, — опять здорова и украшаешь елку, когда так сильно была больна эти три недели. Ах, если бы ты поправилась скорее! Мне очень было бы жаль расстаться теперь с тобой, но ты верно хочешь
уехать от нас, чтобы видеть твою
маму?
Луговину уже скосили и убрали. Покос шел в лесу. Погода была чудесная, нужно было спешить.
Мама взяла человек восемь поденных косцов; косили и мы с Герасимом, Петром и лесником Денисом. К полднику (часов в пять вечера) приехала на шарабане
мама, осмотрела работы и
уехала. Мне сказала, чтобы я вечером, когда кончатся работы, привез удой.
Однажды вечером папе и
маме нужно было куда-то
уехать. Папа позвал меня, подвел к цветку, показал его и сказал...
Затем я объясняю моему слушателю, что мой муж офицер, что он
уехал в Сибирь и ранее трех лет не вырвется оттуда, что мужа моего я называю «рыцарем Трумвилем», а он меня «Брундегильдой», что прежде жили мы в Царском Селе, в офицерском флигеле стрелкового батальона, что я свою квартиру называла «замком», что, кроме мужа, у меня отец и мачеха, которых я называю «Солнышко» и «мама-Нэлли», что именно у них я жила после отъезда мужа.
— Нет, нет, я не отказываюсь, я не хочу ни в Покровское, ни в пансион, прости меня, я хочу только поскорей увидеть
маму, обвенчаться с тобой и
уехать за границу, — заметила Рена, поспешно утирая все еще продолжавшие навертываться на глаза слезы.